Как в России 90-х действовала репрессивная машина? Насколько свободнее стали россияне после развала СССР? Как прошел первый референдум в новой стране? Историк Яков Евглевский продолжает исследование феномена борьбы с инакомыслием и предателями в продолжении спецпроекта «Петербургского Листка».

25 декабря 1991 года, одновременно с телезаявлением президента СССР Михаила Горбачева об отставке, с высот Кремля стало спускаться красное советское знамя, а вверх поднялся величавый российский триколор.

Советский Союз исчез с карты мира, а на его месте возникло 15 суверенных республик, главной из которых – и по экономическому потенциалу, и по военной мощи, и по международному представительству в Совете Безопасности ООН (где она сохранила так называемое право вето) — являлась Российская Федерация. Именно в ее пределах и развернулись основные исторические процессы на постсоветском пространстве.

Шаги Командора

Очередной, 1992 год Россия встречала с тревогой, но и с надеждой на лучшее. Подавляющее большинство понимало: начинать надо с экономики, превратив ее в рыночную, свободную, высокотоварную.

Для этого, полагает современный историк Валерий Журавлев, следовало освободить многообразную хозяйственную сферу из «сетей» государственных бюрократических структур, добившись относительно равноправного сочетания в ней различных форм собственности — государственной, частной, групповой (или, на другой лад, акционерной).

Надлежало, кроме того, создать благоприятные условия для свободной конкуренции предприятий и отдельных (физических) лиц, сформировав удобную среду для индивидуальной инициативы и предприимчивости.

Опыт царской России (особенно после отмены крепостничества и тем паче в разгар столыпинской реформы), а также стран Запада уже в позднейшие времена показывал, что развитые рыночные отношения способны в нормальной обстановке обеспечить гораздо более высокую эффективность, чем та, которой достигала экономическая система, построенная на качественно ином фундаменте. А основы большевистской экономики известны: абсолютная государственная («общественная») собственность на средства производства, жесткое плановое ведение народного хозяйства, беспощадная — в полном смысле слова! — регламентация всех граней экономической жизни, уравнительный характер распределения доходов и вообще всех благ.

Ельцинское руководство пришло к выводу (как в начале перестройки — горбачевская команда), что необходим соответствующий рыночным условиям гуманитарный прогресс. То есть решительная (на порядок больше и глубже, чем при позднесоветских порядках) демократизация нашей политической структуры и развитие прав и свобод каждого гражданина России. Без этого добиться масштабного успеха реформ было немыслимо. Разумеется, приступая к этим подвижкам, государство и общество оказались на годы вперед в полосе переходного состояния. А оно является очень сложным и противоречивым этапом для любого социального организма. Тем паче что мировая социально-экономическая практика не знала такого прецедента, как быстрый переход сверхмонополизированной народнохозяйственной модели в самой большой стране мира к свободному рынку.

Для подобного рывка у нас, честно признаться, не было ни подручных материальных ресурсов, ни финансовых запасов, ни хозяйственного опыта, ни достаточного числа знающих и искушенных специалистов. Говоря начистоту, не было таковых и на Западе, который, однако, никогда в своей истории не шел по столь трудной дороге. Но… надо было действовать по принципу «глаза боятся, а руки делают». Самое страшное заключалось в том, чтобы стоять на месте и всхлипывать при виде проблем и сложностей. Поэтому старые отношения разрушались или отмирали сами собой, а их заменяли другими — впрочем, не всегда подходящими к ситуации. Не все можно было предусмотреть наперед, и много неясностей выявлялось уже в пути. Но работа шла, и новое пробивало себе дорогу. Страна жила в поиске, сомнениях и в тяжелом — на грани физического надрыва — труде.

Рывки и барьеры

Реформы, последовавшие за крушением советского режима, разворачивались в обстановке как будто полного взаимопонимания всех трех ветвей власти — законодательной (Съезд народных депутатов и Верховный совет РФ), исполнительной (президент, который полностью контролировал работу федерального правительства), и судебной (Конституционный суд, Верховный суд и Генеральный прокурор).

Борис Ельцин даже заявил в преддверии Нового, 1992 года, что у государственного руководства впервые за долгий период появилась возможность сосредоточить внимание и энергию на России, россиянах и их проблемах. Однако так смотрелось на первый взгляд, а «внутри» было несколько иначе.

Уже осенью переломного 1991-го вице-президент Александр Руцкой резко обрушился на реформаторские потуги вице-премьера Егора Гайдара и его подчиненных, назвав их всех «мальчиками в розовых штанишках».

Вскоре его поддержал председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов, который, беседуя с итальянскими парламентариями, заявил, что «складывается такая ситуация, когда можно предложить президенту сменить практически недееспособное правительство». Было ясно, что глубокая трещина начинает раскалывать вертикаль власти. И дело заключалось, главным образом, не в субъективных несовпадениях и разногласиях. Нет, конфликт обретал объективный, сущностный характер.

Представители президентско-правительственного лагеря продвигали идею динамичных, стремительных реформ во имя скорейших результатов. Намечалось «ударными темпами» уничтожить основы советской экономики и советского социально-политического строя. Гайдаровцы старались создать новые, рыночные отношения, дать простор частной собственности и преобразовать наш строй по образу и подобию развитых западных демократий. Все возникавшие на пути трудности казались гайдаровской команде временными и легко преодолимыми.

С другой стороны, законодательные структуры (Съезд народных депутатов и Верховный совет РФ) отстаивали более сдержанный подход к переменам. Их программа, выдвинутая спустя год после распада Советского Союза, в декабре 1992-го, нацеливалась на то, чтобы приостановить падение реального производства через его кредитование, обеспечить приоритетный подъем аграрной сферы, поощрение мелкого предпринимательства, формирование многоукладной экономики (то есть различных видов собственности) и сведение к минимуму социальных издержек, неизбежных во время крупных преобразований. Выглядело это прилично и пристойно, но означало отказ от радикального «штурма» старой экономической системы в угоду ее длительной «осаде». Гайдаровские «реформисты» опасались, что такая линия затянет перемены по срокам, вызвав разочарование и недовольство широких народных масс.

В сложившихся условиях «царь Борис» склонялся — и по зрелому раздумью, и по свойствам боевитого характера — к радикальным кругам.

Его отношения с законодателями стали портиться. Серьезная стычка произошла в декабре 1992-го на VII съезде народных депутатов. Правда, тогда ее удалось погасить при содействии председателя Конституционного суда Валерия Зорькина. Но перемирие длилось недолго. Уже в марте 1993-го конфликт обострился настолько, что Ельцин издал указ об особом порядке управления, который оппозиция нарекла ОПУСом (особым порядком управления страной). Очередной депутатский съезд, разумеется, нашел в сем скороспелом документе множество отступлений от тогдашней Конституции и расценил его как попытку отстранить законодательные органы от власти.

Была начата процедура так называемого президентского импичмента — отрешения главы государства от должности. Нужно сказать, что процедура не удалась: не хватило нескольких голосов до положенных двух третей депутатского корпуса. Но Ельцин тоже пошел на попятную, отозвав свой наделавший шума указ. Впрочем, решено было обратиться за советом к высшему источнику власти — народу, использовав конституционный механизм непосредственной демократии.

На 25 апреля 1993 года обе ветви власти назначили всенародный референдум, в ходе которого гражданам России надлежало ответить на четыре стержневых вопроса.

1. Доверяете ли вы президенту РФ Б. Н. Ельцину?

2. Одобряете ли вы социальную политику, осуществляемую президентом и правительством с 1992 года?

3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента?

4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов?

По мнению современного историка Валерия Журавлева, «политический смысл борьбы вокруг этих вопросов заключался в следующем: с одной стороны, опираясь на прямое народное волеизъявление, изменить государственно-политическое устройство в стране, утвердить президентскую республику с ограниченными возможностями законодательной власти, а с другой — отстоять вариант республики парламентской с широкими полномочиями законодательной власти в лице Советов. Итоги референдума не смогли разрешить этого принципиального спора. Они нанесли болезненный удар по надеждам законодателей на то, что народ выразит неодобрение действиям реформаторов.

За доверие президенту высказались 58,7 процента, а за доверие проводимой им и правительством политике — 53 процента принявших участие в референдуме (более 69 миллионов человек).

За досрочное переизбрание президента высказались 34 миллиона, а народных депутатов — 47 миллионов человек. Против — 32,21 миллиона (соответственно). Но этого было недостаточно для принятия конституционного решения, так как оно требовало не менее половины голосов от числа граждан, имевших право участвовать в референдуме (около 107 миллионов человек). Дальнейшее драматическое развитие политических событий было санкционировано теми 38 миллионами граждан, которые из-за равнодушия, политической неграмотности или отчаяния не приняли участие в референдуме, лишив страну шанса на выход из тупика законным и мирным способом».

«Ничейный» как выражались политики и публицисты, результат народного волеизъявления 25 апреля заставил соперничавшие ветви власти отказаться от ставки на трудовые массы, терявшие уже интерес к политике, и перенести центр тяжести на подготовку нового Основного закона.

Продолжение следует…