Историк Яков Евглевский подготовил большое исследование политических запретов в России ХХ века. Что и как запрещали в нашей стране, в чем причины и, какие последствия таких запретов мы ощущаем до сих пор?

Часть №2

Вот уже свыше 20 лет Россия, как и другие государства, живет в ХХI столетии. И это при том, что с момента крушения у нас коммунистической диктатуры прошел 31 год. Естественно, нынешние проблемы, вызванные, в изрядной степени, предыдущими событиями, требуют глубокого решения, а значит, и всеохватного анализа того, что произошло до освобождения страны от красного феодализма, – до августа-декабря 1991 года.

Необходимо понять: ХХ век явился одной из сложнейших эпох во всей тысячелетней истории Державы Российской. А в какой-то мере – поистине уникальной порой. Ведь никогда Россия не жила столь долго без монархической – великокняжеской, царской или императорской – власти. Обычно менялись престольные личности или правящие династии, но трон и корона (сиречь шапка Мономаха) оставались незыблемой объективной реальностью, то есть существовали всегда, прочно и постоянно.

ХХ столетие прошло, в основном, под флагом большевизма. Наше общество провело в тоталитарных условиях около трех четвертей века – 74 года. Бескоммунистический период занял всего 26 лет: семнадцать лет до Октябрьского переворота (под сенью царского скипетра) и восемь с половиной – после падения генсековского могущества (в условиях республиканско-либеральной демократии, которая постепенно превращалась в авторитарно-демократическую модель правления).

Наше начальство любило «тащить и не пущать» – запрещать и пресекать всякие излишние телодвижения «внизу» (по линии ли бурливой интеллигенции, со стороны ли недовольного простонародья). Так бывало при царях, так – еще больше и жестче – происходило при крайкомах-обкомах-горкомах-райкомах-парткомах.

И мы решили поведать, что, как и когда вызывало запретительную аллергию олимпийских верхов на протяжении отходящего уже в область легенд и преданий ХХ века…

Эпоха императора Николая II

«Богу Всемогущему угодно было в неисповедимых путях Своих прервать драгоценную жизнь горячо любимого Родителя Нашего, Государя Императора Александра Александровича (Александра III – Я.Е.). Тяжкая болезнь не уступила ни лечению, ни благодатному климату Крыма, и 20 октября Он скончался в Ливадии, окруженный Августейшей Семьей Своей, на руках Ея Императорского Величества Государыни Императрицы (Марии Феодоровны, матери Николая II – Я.Е.) и Наших…

Горя Нашего не выразить словами, но его поймет каждое русское сердце, и Мы верим, что не будет места в обширном Государстве Нашем, где бы не пролились горячие слезы по Государю, безвременно отошедшему в вечность и оставившему родную землю, которую Он любил всею силою Своей русской души и на благоденствие которой Он полагал все помыслы Свои, не щадя ни здоровья Своего, ни жизни. И не в России только, а далеко за ее пределами никогда не перестанут чтить память Царя, олицетворявшего непоколебимую правду и мир, ни разу не нарушенный во все Его Царствование».

Так почти 130 лет тому назад, в октябре 1894 года, прозвучал первый манифест молодого государя Николая II Александровича. И так началась эпоха, которую ангажированный советский историк Марк Касвинов назвал – и по числу лет, проведенных Николаем Вторым на троне, и по количеству ступеней, ведших в подвал екатеринбургского Ипатьевского дома, где погибла царская семья, – «двадцатью тремя ступенями вниз».

Вся полнота тогдашней власти – и формальной, и фактической – находилась (во всяком случае, до революции 1905-1907 годов) в руках императора. Парламентские структуры (Государственная дума и преобразованный Государственный совет) появились лишь весной 1906-го, то есть спустя одиннадцать с половиной лет по воцарении Николая Александровича.

Вообще к началу ХХ века, кроме России, только две европейские державы (Турция и Черногория) не имели представительных органов власти – избираемых народом парламентов. В остальных же странах – как монархических (вроде Англии, Германии, Швеции, Испании, Италии), так и республиканских (а таковых в Европе было всего две – Франция и Швейцария) – парламенты работали в полную силу.

Русскому самодержцу подчинялся многочисленный чиновный штат (иногда вороватый, а иногда – например, в Министерстве финансов – вполне честный и добропорядочный). Обитатели Зимнего дворца негласно разделяли подход обер-прокурора Святейшего Синода печально знаменитого Константина Победоносцева: нельзя допускать у нас «призрака свободы, гибельного смешения языков и мнений».

Правда, функционировали (понятно, с весьма ограниченными полномочиями) органы местного самоуправления – дворянские собрания (уездные и губернские), сельские земства, городские думы с управами, коими руководили городские головы. Непосредственно в деревнях конкретные задачи решал крестьянский «мiр» – взрослые мужчины и жены покойных или отсутствовавших мужей. Здесь, кроме того, избирались делегаты на волостной сход. Этими первичными ячейками крестьянского самоуправления «командовали» старосты (председатели) и их писари (секретари).

В медийном пространстве

В упомянутых муниципальных структурах, как и везде, где владычит выборное начало, возникали какие-то противоборствовавшие, конкурентные звенья – свои «правые» и свои «левые», свои либералы и свои консерваторы.

Некоторые сельские земства целиком или в подавляющем большинстве ориентировались на либерализм, а некоторые, наоборот, на консерватизм. Однако – и это ключевое, главное! – настоящих партий на сей основе не складывалось. Ни в пределах данной местности, ни в масштабах государства.

Впрочем, по словам видного белоэмигрантского историка Сергея Ольденбурга, в первые годы николаевского царствования вообще отсутствовали какие-либо значительные подпольные группировки.

Распад террористической «Народной воли» обозначил и их политический конец, хотя за границей время от времени выходили революционные сочинения на русском языке – например, в Лондонском фонде нелегальной печати, который курировал небезызвестный боевик Сергей Степняк-Кравчинский.

Следует признать: вплоть до горячих вспышек 1905-1907 годов никакой организованной политической деятельности в России не было. Любые попытки создать партийные «единицы» немедленно и неумолимо пресекались полицейскими мерами.

Под столь же строгим надзором пребывали и тогдашние средства массовой информации – газеты и журналы. Конечно, некоторые крупные периодические и повременные издания сходили с типографских станков без предварительной цензуры – просто для того, чтобы ускорить выпуск. Эта публицистическая продукция подвергалась риску последующих репрессий. Таковые проводились в жизнь с некоторым аппаратным изяществом.

Обычно газете делалось два предостережения, а на третьем выход сего органа в свет приостанавливался на определенный или неопределенный срок.

Вместе с тем, газеты оставались принципиально независимыми. В «приличествующих» рамках и при условии некоторой внешней – показной! – сдержанности редколлегии могли проводить (и проводили!) весьма враждебные правительству взгляды.

Подавляющая часть больших, влиятельных газет и журналов стояла на заведомо оппозиционных позициях. Однако царская администрация (в отличие от позднейшей, партийно-советской) не пыталась влиять на содержание и тональность печатных изданий, а только воздвигала осязаемые преграды перед враждебными воззрениями. В этом, пожалуй, заключалась существенная разница между авторитарным (в данном случае, царско-монархическим) и тоталитарным (большевистским) подходом к свободе слова и печати.

Авторитарная власть не навязывает взглядов, а лишь пресекает энергичное проявление какой-либо оппозиционности. Ей нужна общественная аполитичность. Тоталитарная же (которая «строит» идеальный уклад типа рая на земле), напротив, навязывает прессе содержание, оценки, подход, идеологию. Ей необходимо пропитанное надлежащими политическими догмами общественное сознание.

При царизме, в том числе и при последнем монархе Николае II, ничего подобного, само собой, не наблюдалось. Помимо всего прочего, царская власть не имела склонности, да и способности к безудержной саморекламе, чего, разумеется, нельзя сказать о партийно-коммунистическом режиме 1917-1991 годов, когда сервильная пропаганда ударно трудилась по 24 часа в сутки.

Достижения же и успехи романовского престола зачастую оставались в тени, тогда как неудачи и просчеты старательно и тщательно, с мнимой объективностью расписывались и разрисовывались на страницах газет и журналов, а за рубежом разносились «овамо и семо» русскими политэмигрантами, создавая во многом превратные представления о России и ее порядках.

А после событий 1905-1907 годов царская цензура еще более смягчилась, хотя периодически бывали «возвратные волны».

Так, 21 февраля (6 марта) 1913-го исполнилось 300 лет со дня прихода к власти Дома Романовых. В тот же день вышел высочайший манифест, который, по старой юбилейной традиции, объявил всевозможные льготы: снятие недоимок, благотворительные дарения, смягчение судебных кар.

Газеты практически всех цветов и оттенков так или иначе комментировали эти «милости». Любопытно: в ночь на 21 февраля в двух петербургских редакциях – большевистской «Правды» и левоориентированного «Луча» – дежурили жандармские офицеры. Как бы чего не вышло!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…