И без призыва приду во храм… (Часть 5)
Историк Яков Евглевский продолжает исследование судьбы Русской Православной Церкви. В этом материале читатели «Петербургского Листка» узнают о казнях священнослужителей во время гражданской войны.
Под хмурыми облаками
Складывавшаяся тогда обстановка требовала, по словам Ольги Васильевой, осторожности, терпимости и строгой последовательности в реализации официальных актов, а также, разумеется, глубокого понимания нового этапа церковно-государственных отношений. Но большевики шли напролом. Возник острый конфликт между новым политическим начальством и религиозными кругами, который усугублялся на местах диким поведением разномастных безбожников, выпячивавших свой показной атеизм.
Причем среди этих людей были не только «идейные» личности, но и разнузданные грабители, и просто провокаторы. Криминальные элементы переходили к террористическим действиям: в Киеве был убит митрополит Владимир, а в реке Тоболе преступники утопили епископа Гермогена. Ни в чем не повинными жертвами жутких расправ оказались сотни рядовых священнослужителей. Понятно, что такие события провоцировали недовольство и волнения среди верующих христиан.
Но нельзя забывать, что все эти сложные процессы развивались в обстановке ожесточенной Гражданской войны. В феврале 1918-го кайзеровские дивизии возобновили свое фронтальное наступление. Под Псковом развернулись кровопролитные бои. А позднее (уже в 1918 году — по приказу председателя Реввоенсовета Республики Льва Троцкого) был введен особый праздник — День Красной Армии, который пришелся на 23 февраля. Впоследствии его стали отмечать регулярно. Но это произойдет потом. А пока, 3 (16) марта 1918-го, в Брест-Литовске был заключен мирный договор между Советской Россией и кайзеровским Рейхом.
Со стороны ленинского правительства пакт подписал видный большевик Григорий Сокольников. По тексту этого договора Россия теряла такие исторические территории, как Польша, Финляндия, Прибалтика, Украина, Крым, Закавказье и немалая часть Белоруссии.
Через два дня, 5 (18) марта, патриарх Тихон обратился к пастве с посланием, в коем осудил капитулянтское соглашение: «Благословен мир между народами, ибо все братья, — восклицал предстоятель, — всех призывает Господь мирно трудиться на земле, для всех уготовал Он Свои неисчислимые блага… И несчастный русский народ, вовлеченный в братоубийственную кровавую войну, нестерпимо жаждет мира, но тот ли это мир, о котором молится Церковь, которого жаждет народ?
Мир, по которому даже искони православная Украина отделяется от братской России и славный город Киев, мать городов, колыбель нашего Крещения, хранилище святынь, перестает быть городом державы Российской…
Святая Православная Церковь, искони помогавшая русскому народу собирать и возвеличивать государство Русское, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения… Этот мир, подписанный от имени русского народа, не приведет к братскому сожительству народов… В нем зародыши новых войн и зол для всего человечества».
Подписание подобного, с позволения сказать, пакта явилось мощным толчком к развязыванию полномасштабной Гражданской войны между Красной и Белой армиями. Белогвардейцы сражались за единую и неделимую Россию старого разлива и за возвращение страны на бранные поля Первой мировой войны против кайзеровских дивизий (чего, разумеется, очень хотели и французы с англичанами).
Антанта, конечно, поддерживала близких им по духу белогвардейцев, но некоторые из белых генералов (например, Петр Краснов) делали ставку на германскую помощь. Красные армии бились за коммунизацию России, за идеи мировой революции, за социальный взлет беднейших (маргинальных) слоев, которые, будучи в течение столетий униженными и оскорбленными, горели жаждой классовой мести. Недаром старая пословица гласит: «Любая революция — это 100 тысяч новых вакансий». А в условиях столь громадной евразийской державы, как Россия, такое число могло доходить до 50-70 миллионов мест, «освобожденных» от прежних управленцев.
Русскую землю вдоль и поперек размежевали линии фронта. Массы людей жили на территориях, коими правили и красные, и белые, и зеленые (дезертиры всех мастей). Многие бойцы, служившие даже в Красной армии, где проповедовали «антипоповский» атеизм, принадлежали к Православной Церкви и втайне верили в Бога. Именно поэтому патриарх Тихон, не желая оскорбить ничьих религиозных чувств, старался избегать всякой политической ангажированности.
Так, весной 1918-го известный церковный активист князь Григорий Трубецкой, отъезжавший на юг, к генералу Антону Деникину, посетил предстоятеля. Затем он вспоминал: «Я не просил разрешения патриарха передать его благословения войскам Добровольческой армии, и святейшему Тихону не пришлось мне в этом отказывать. Но я просил Его святейшество разрешить мне передать от его имени благословение одному из видных белых деятелей — при условии полной тайны. Патриарх, однако, не счел и это возможным для себя».
Вообще авторитет православного вождя был исключительно высок в среде рядовых верующих. Весной 1918-го Тихон приехал в Петроград, что стало настоящим праздником для простых людей. На Московском (бывшем Николаевском) вокзале, куда прибыл поезд, народ встречал предстоятеля на коленях и со слезами на глазах. Целые толпы во главе с духовенством двинулись от вокзала к Александро-Невской лавре под колокольный звон всех петроградских церквей. Патриарх совершил божественные литургии в лаврском Троицком храме, а равно в Исаакиевском и Казанском соборах, причем всякий раз при стечении несметных народных толп. Само собой, психологическое воздействие Церкви на общественное сознание раздражало большевистскую верхушку. Она стала раскручивать очередной виток жесточайших репрессий и убийств религиозных деятелей.
13 (26) апреля патриарх Тихон, молясь в Московской духовной семинарии, просил Небеса «упокоить рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных». Он помянул митрополита Киевского Владимира, протоиереев Иоанна Кочурова, Петра Скипетрова, Иосифа Смирнова, Павла Дернова, игумена Гервасия, священников Михаила Чафранова, Павла Кушникова, диакона Иоанна Касторского и других служителей Церкви. Но этим списком длинный мартиролог убитых и замученных, увы, не заканчивался.
В 1918-1919 годах погибли архиепископы — Пермский Андроник, Воронежский Тихон, Черниговский Василий, Астраханский Митрофан, епископы — Тобольский Гермоген, Орловский Макарий, Свияжский Амвросий, Ревельский Платон. Важно: епископ Амвросий в канун своей кончины в августе 1918-го выступил на собрании православных приходов, сказав:
«Мы должны радоваться, что Господь привел нас жить в такое время, когда можем за него пострадать. Каждый из нас грешит всю жизнь, а краткие страдания и венец мученичества искупают грехи всякие».
В сентябре 1918-го в Москве прошли новые казни. Были расстреляны епископ Селенгинский Ефрем, миссионер-протоиерей Иоанн Восторгов, а также несколько крупных дореволюционных чиновников. Среди них были царские министры внутренних дел Николай Маклаков и Алексей Хвостов, председатель Государственного Совета Иван Щегловитов и сенатор Степан Белецкий. Перед смертью приговоренным разрешили помолиться и проститься друг с другом. После молитвы епископ Ефрем и протоиерей Иоанн Восторгов в последний раз благословили мирян.
А в Петрограде красные убили настоятеля Казанского собора протоиерея Философа Орнатского и обоих его сыновей, ранее служивших в царской гвардии. Вместе с ними ушли в мир иной более 30 человек. Несчастных сбросили в море. Тело самого пастыря волны вынесли на берег у Ораниенбаума, где протоиерея подобрали и, опознав, тайно погребли.
Вскоре красные расстреляли в Кронштадте другого пастыря — протоиерея Алексия Ставровского. 4 (17) июля 1918 года в Екатеринбурге, в подвале Ипатьевского дома большевики убили всю плененную ими царскую семью: самого императора Николая II, императрицу Александру Феодоровну, престолонаследника Алексея и дочерей свергнутого монарха — Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию. Вместе с ними погибли и жившие там приближенные, включая лейб-медика Евгения Боткина. Эту расправу резко осудил лидер меньшевистской партии Юлий Мартов.
Спустя три недели, 25 июля (7 августа), в Перми нашли насильственную смерть младший брат Николая II великий князь Михаил Александрович и его секретарь (обрусевший англичанин) Николай Джонсон. В начале июля в 12 верстах от Алапаевска была учинена казнь над родной (старшей) сестрой покойной государыни Александры великой княгиней Елизаветой Феодоровной и группой видных аристократов. Узнав об убийстве Николая II, патриарх Тихон выразил печаль на литургии в московском Казанском соборе по поводу сего жесткого преступления.