Историк Яков Евглевский подготовил большое исследование политических запретов в России ХХ века. Что и как запрещали в нашей стране, в чем причины и, какие последствия таких запретов мы ощущаем до сих пор? Тридцатые годы — большой террор, его ход и рычаги.

Два ключевых события знаменовали складывание в Советском Союзе к началу 1930-х всеобъемлющего тоталитарно-диктаторского режима. Это — экономический фактор (поспешный демонтаж НЭПа и коллективизация сельского хозяйства вкупе с безумным раскулачиванием крепких мужиков) и идейно-политический момент (разгром обеих главных оппозиций: левой, троцкистско-зиновьевской, и правой, бухаринско-рыковской).

Тоталитарный уклад возникал на фоне запредельного культа личности Сталина, чему «помогал» оголтелый атеизм, «укравший» у верующего простонародья Бога и вызвавший в низах острую потребность в замене небесного сакралитета чем-нибудь похожим и привычным, но более приземленным.

Постреволюционные власти, откликнувшись на сей глубинный зов, стали безудержно превозносить могущественного вождя. Они сумели на время вочеловечить Бога и обожествить человека.

Необъятная Россия, называвшаяся тогда Советским Союзом, уверенно вступала в 1930-е годы — эпоху Великого красного средневековья.

В порядке подготовки

Для своего господства режим использовал два мощных орудия — свирепый террор и искусную пропаганду. В условиях тоталитарного строя оба эти средства носили, естественно, монопольно-централизованный характер, которым жестко и круглосуточно руководили из сталинского Кремля.

Еще в конце 1920-х были закрыты все некоммунистические газеты и журналы, каковые функционировали по разрешению советской власти с нэповских времен. После их запрета вся пропаганда стала официальной — партийно-правительственной и кланово-вождистской. Менялся и облик карательных служб, на чьи плечи, в значительной мере, легло сельское раскулачивание и борьба с внутрипартийными оппозициями, а также с любыми проявлениями инакомыслия. Все организации и группы, «не созвучные» верхушечному курсу, были запрещены и подавлены.

10 мая 1934 года в подмосковном санатории скончался председатель ОГПУ (Объединенного Государственного политического управления) Вячеслав Менжинский. А спустя ровно два месяца, 10 июля, ОГПУ вошло в состав НКВД (Народного комиссариата внутренних дел).

Таким образом, возник административно-ведомственный гигант, занимавшийся как поддержанием общественного порядка (вплоть до записи актов гражданского состояния), так и обеспечением государственной безопасности, включая пограничную охрану. Во главе сего подчиненного партийной элите монстра встал старый чекист Генрих Ягода. Ему пришлось «трудиться» на фоне убийства в Смольном Сергея Кирова (в декабре 1934-го), чья «загадка» не разгадана полностью и по сей день. Гибель Кирова была использована как предлог для развертывания масштабных политических репрессий против активных и потенциальных «супостатов» режима.

Именно Ягода успел провести первый из трех крупных судебных процессов над лидерами внутрипартийных оппозиций — театрализованно-постановочный процесс над Григорием Зиновьевм, Львом Каменевым и их сторонниками 19-24 августа 1936 года. Им вменили в вину сотрудничество с высланным из СССР Львом Троцким ради совершения террористических актов против руководителей партии и государства, а также убийство Сергея Кирова и подготовку других «ликвидаций» высших советских вождей, включая самого Сталина. Все они намеревались-де захватить власть и восстановить у нас капитализм. Обвинителем выступал прокурор СССР Андрей Вышинский, воскликнувший в сердцах: «Взбесившихся собак перестрелять всех до единой!». И, действительно, все 16 подсудимых получили «высшую меру социальной защиты» и 25 августа были уничтожены в подвалах Лубянки. На излете 1980-х годов всех их реабилитировали решением Верховного Суда СССР.

Были и другие репрессии, но к обвинениям в адрес многих командармов Красной Армии Генрих Ягода отнесся с некоторой иронией, хотя и осуществлял слежку за Михаилом Тухачевским и прочими военными руководителями.

Между тем, Сталин и его окружение готовили капитальную чистку государственного аппарата, причем всех его сегментов — партийных, советских, военных, хозяйственных, культурных. На особом месте стояла Православная церковь, которую красные владыки неустанно «чистили» с революционных пор.

В этих условиях нужен был иной начальник карательных служб.

Как писал известный советолог Абдурахман Авторханов, для задуманной «генеральной уборки» раннебольшевистской номенклатуры совершенно не подходил такой чекистский педант, как Генрих Ягода.

25 сентября 1936 года Иосиф Сталин и Андрей Жданов, находившиеся на отдыхе в Сочи, направили в Москву шифрованную телеграмму, в которой значилось: «Товарищам Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост Наркомвнудел.

Ягода оказался явно не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова… Сталин. Жданов. № 44 25/IX. 36 г. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».

Судьба самого Ягоды оказалась незавидной. 26 сентября его, снятого с чекистских постов, назначили наркомом связи. В январе 1937-го перевели в резерв, а в апреле — «ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера» — арестовали. Затем он был подверстан к процессу «Антисоветского правотроцкистского блока» весной 1938 года.

Пришедший ему на смену партийный функционер Николай Ежов развернул по приказанию Сталина настоящий крестовый поход против засидевшейся в своих креслах партийно-советской номенклатуры ленинского и послеленинского разлива.

Содержание:

Часть 1 — Начало XX века

Часть 2 — Императорские запреты

Часть 3 — Раннесоветский период

Часть 4 — Политические запреты. История ВЧК

Часть 5 – В лучах раннего тоталитаризма (на стыке 1920-1930-х)

Часть 6 — В лучах раннего тоталитаризма (на стыке 1920-1930-х). Дело «Промпартии»